Банда Кольки-куна - Страница 2

— Смилостивились?

— Вот! — опять засмеялся артиллерист. — Извините, немножко нехорошо говорю по-русски.

— Зато хорошо воюете, судя по наградам, — улыбнулся в ответ Лыков. Незнакомец нравился ему все больше. — Так, значит, опять в Маньчжурию? Ведь если обязательств вы никаких не дали, то и препятствий к этому нет?

— Препятствие — вот оно, — капитан похлопал себя палкой по суконному сапогу. — Еще не зажило, собака. Генерал-инспектор артиллерии может не отпустить. Оставит долечиваться — а там и война тю-тю. Сейчас я должен сначала представиться государю. Попрошу его разрешить на фронт через голову великого князя. Вдруг получится? Как считаете, Алексей Николаевич? Государь соблаговолил наградить меня Георгиевским крестом. Имею я право на просьбу вернуться в Маньчжурскую армию?

— Так вы к тому же и георгиевский кавалер?

— Крест пока не купил, — смутился капитан. — А у вас ведь солдатский, еще с турецкой войны?

— Откуда вам это известно? — поразился Лыков.

Гость сразу посерьезнел:

— Позвольте наконец представиться: Али Ага Шихлинский, командир полубатареи Забайкальского артиллерийского дивизиона. У меня для вас письмо. Секретное. Из Цинтау.

Алексей Николаевич вскочил в сильном волнении:

— Из Цинтау?

— Точно так.

— Вы видели его?

— Как же иначе я мог получить письмо? — усмехнулся Шихлинский.

В прошлом году перед отъездом на войну барон Таубе открыл Лыкову важный секрет. Пятнадцать лет назад друзья вместе приплыли на Сахалин. Военное министерство внедряло особо секретного агента, будущего резидента по Германии. Сложным путем, через побег с сахалинской каторги и многолетнее оседание на Дальнем Востоке человек должен был создать убедительную легенду. Такую, чтобы немецкая разведка не подкопалась. Этим агентом был Федор Ратманов по кличке Буффаленок, сын давно погибшего друга Алексея Николаевича. Под видом мошенника Фридриха Гезе он будто бы собирался начать новую жизнь. А именно — из беглого каторжника вырасти в почтенного торговца и уважаемого человека. Германские негоцианты в далеких колониях отличаются особой спайкой. Там у них свои клубы, куда нет ходу посторонним; любовь к Фатерланду возведена в обязанность. И любой из них беспрекословно выполнит тайное поручение военного флота, который рыскает по всей Океании в поисках новых баз. Хороший способ проникнуть в разведку — стать ее мелким, но проверенным помощником. А потом, уже с репутацией и капиталами перебраться в Германию. Так вот, по словам Таубе, Фридрих Гезе поселился в Цинтау! Его врастание в среду завершено: он свой человек в этой колонии, богат, успешен и на хорошем счету у военных. Еще несколько лет, и Гезе сможет репатриироваться.

Цинтау — порт на южном берегу полуострова Лаошань в провинции Шень-Дун — был отобран немцами у Китая в 1897 году. Поводом, как всегда, послужило убийство пары миссионеров. На самом деле место для военно-морской базы выбрал сам начальник Тихоокеанской эскадры Альфред фон Тирпиц. Поблизости было много высококачественного угля, что важно для крейсеров. Под дулами их орудий Китай вынужден был передать германцам в аренду на девяносто девять лет бухту Киао-Чусоу с поселком Цинтау и пятидесятикилометровую зону вокруг. Немцы очень быстро превратили поселок в первоклассный порт с судоремонтными мастерскими, складочным местом эскадры и огромными торговыми оборотами. Известно, что у колбасников армия и торгово-промышленный капитал всегда идут рука об руку. И вот теперь письмо оттуда, переданное с оказией. Это может быть только послание Буффаленка!

Коллежскому советнику очень хотелось вскрыть конверт. Но он понимал, что делать это надо в присутствии Таубе. А у барона появятся вопросы. И сыщик решил сначала получить на них ответы.

— А как вы попали в Цинтау, Али Ага… простите, как вас по отчеству?

— Полностью меня зовут Али Ага Хаджи Исмаилбек-оглы, — опять рассмеялся капитан; видимо, он был весельчак. — Товарищи обращаются Али Ага. Валяйте и вы так же. А в Цинтау нас, раненых и увечных, привезли сразу после освобождения из плена. Мы провели там месяц в ожидании парохода. Нижние чины помещались в лагерных бараках, а мы, офицеры, — в гостиницах. С удобствами, как полагается… Гуляли по городу, у кого ноги ходят, развлекались. Когда еще попадешь в такое место?

— Понял. Там и познакомились… с господином Гезе?

Лыков с запинкой выговорил новое имя Буффаленка. Шихлинский заметил это и пояснил:

— С Гезе, или как там его на самом деле, мы познакомились в первую же неделю. Катались вместе на шампуньке…

— На чем, простите? — опешил сыщик.

— На шампуньке. Это обывательская шлюпка так у них называется. Правят ею китайцы, возят туристов по бухте. Ну, мы оказались с… на одной посудине. Он все присматривался ко мне. Я сразу почуял — германцу что-то надо. И по-русски говорит лучше меня! Потом он пригласил меня в ресторан. Еще неделю мы встречались, словно бы невзначай. И вот однажды, после биргалле, Гезе позвал к себе в гости. У него хороший особняк на берегу, у подножья горы Ильтис.

— Вас одного?

— Да, мы всегда общались без посторонних.

— И там, дома, он вручил вам это письмо?

— Два письма, — удивил Алексея Николаевича Шихлинский. И тут же пояснил: — Одно, он прямо заявил, для отвода глаз. Если германцы заметят наши встречи и захотят обыскать мои вещи. Там адресатом какой-то воспитатель приюта здесь, в Петербурге. В нем Гезе воспитывался с детства — так сказал, да. Будто бы ему, по старой памяти, негоциант и написал. А настоящий пакет, вот этот, он просил всегда носить при себе. И ни при каких обстоятельствах не оставлять в гостинице. А как приеду в столицу, сразу вручить его вам.