— Как начальство прикажет, ваше высокоблагородие, — виновато ответил тот. — Вдруг заставят позицию сменить?
— Заставят — сменишь. А не заставят?
— Тогда вас здесь дождусь.
— Ну, с Богом.
Лыков перекрестился и двинулся дальше. Ему повезло: больше никто ему не встретился, ни бунтовщики, ни войска. Он отыскал улицу, встал под окнами углового дома и крикнул:
— Николай!
— Здесь я, Алексей Николаич! — сразу отозвался Колька-кун. — Пробились все-таки…
— Где Зот?
— Опять без памяти. И кровь сквозь бинты новым манером пошла.
Они спустились в подвал, и Лыков увидел баталера. Тот лежал мертвенно-бледный, на груди под рубахой алело большое пятно крови.
— Сначала надо остановить кровотечение, — сказал сыщик. Вынул перевязочные пакеты и заново, очень туго перебинтовал моряку рану.
— Теперь пойдем. Катер ждет.
Алексей Николаевич взвалил Кизякова на плечо: сдюжит, есть еще силенка… Они двинулись обратно к купеческой гавани. Опять повезло, никто не попался им на пути. На углу Березовой миновали сгоревшее дотла здание. У подъезда лежал труп мужчины с покрытым синяками лицом. Покойника уже раздели и разули, он был в одном исподнем. Рядом валялся вывернутый наизнанку кошелек. Лыков зло спросил семенящего рядом Кольку-куна:
— Это и есть твоя революция?
Тот отвел глаза:
— Матросы… Несознательный народ.
— А другие сознательные? Смотри, смотри! Так же и у тебя будет. Весь народ из одних ворот!
Когда дошли до знакомого перекрестка, унтер-офицер выбежал им навстречу и попытался перехватить раненого. Коллежский советник не дал:
— Я сам.
— Выделить вам сопровождающих, ваше высокоблагородие?
— А если на вас опять полезут? Нет уж, ослаблять пикет нельзя.
Путь до катера занял еще полчаса. Капитан увидел сыщика и обрадовался:
— Слава Посейдону и его русалкам! А то я уж весь на неврах…
«Южный крест» стоял под парами и тут же отвалил. Когда прошли уже приличное расстояние, Кизяков вдруг очнулся.
— Алексей Николаевич… Вот хорошо…
— Зот, молчи, береги силы, — приказал ему сыщик.
— А где я?
— Ты моряк, и ты в море.
— В море…
Раненый обвел вокруг себя блаженным взглядом и опять впал в забытье.
Когда катер подошел к причалу Верпелево, навстречу выбежал пехотный зауряд-прапорщик:
— Стой! Кто такие? Распоряжением генерал-губернатора вы арестованы.
Коллежский советник предъявил документы, кивнул на атамана:
— Он со мной. Выручаем раненного в беспорядках филера наружного наблюдения. Прикажите дать нам подводу до станции.
Когда они сели в поезд, Лыков спросил у Кольки:
— Как вы оказались в Кронштадте?
— Да не мы, а один только Зот.
— Почему один?
— Прочие пока у финляндцев. А Кизякова я послал в Четвертый флотский экипаж пропаганду делать. А тут их всех — раз! — и в крепость. Ночью ворвались солдаты в казарму, штыки на ружьях. Довезли до морского порта, усадили в баржу.
— И что Кизяков? Он-то не на службе.
— Зот в ту ночь в казарме ночевал. Пришлось подчиниться. Надел чью-то запасную форменку и встал в строй. Так и оказался в Кронштадте.
— А ты?
— Я приехал его выручать. Все уж было готово к побегу. Тут волнения. Зот не удержался, пошел вместе с другими драться с караулом. Арестованных, значит, освободить. На пулю-то и налетел… Крови много потерял. Думал я, помрет мальчишка. Тебе все же позвонил. Хоть тело вывезти… А получилось вон как. Авось выживет. Спасибо, Лыков.
— Я помещу парня в госпиталь под чужим именем. Если даже и выкарабкается, то пролежит долго. Тебе при нем сидеть нечего, только и себя, и его под монастырь подведешь.
Колька молча кивнул, соглашаясь.
— Куда сейчас? — продолжил сыщик. — Переночевать можешь у меня, как в тот раз. Но задерживаться не стоит.
— Я и не собираюсь тут задерживаться. Пересяду — и обратно к финляндцам.
— Ваши где сейчас?
— В Оллиле.
— Возле самой границы, — констатировал Лыков. — Не просто так вы там поселились…
— Конечно. Там наших много.
— Ваших — это кого?
— Революционеров, — пояснил атаман. — Они нас обхаживают, хотят к себе переманить. Опять выбираем. Я тут недавно каких-то большевиков послал в одно место. Не знаешь, что за черти? Завтра с максималистами встречаюсь. У них программа повеселее будет. Может, и сговоримся.
На разъезде за Черной речкой Куницын пересел на ветку, ведущую в Озерки. Там в знакомой Шуваловке он купит билет до Оллилы и скоро окажется в безопасности. А коллежскому советнику с раненым на руках предстояло заметать следы…
На площадке перед конечной станцией — вокзала у Приморской железной дороги не было, — сыщик нанял телегу. Вдвоем с возницей они перенесли в нее баталера и двинулись на Караванную.
Доктор Кегелес, бойкий развязный еврей, подмигнул сыщику:
— Да-да, я вас давно жду. От баронессы, от баронессы. Что там, пулевое?
— Навылет.
— Хорошо, хорошо. Перевязка свежая, сделана профессионально. Вы из госпиталя, что ли?
— Нет, доктор. Перевязывал я сам три часа назад.
— Вы сами? — заинтересовался Кегелес. — Имеете опыт, опыт?
— Имею. Может, осмотрите наконец раненого?
— Да-да.
Хирург прекратил болтать и занялся Кизяковым. Он действительно оказался знающим специалистом. Заключение сделал такое:
— Повезло вашему подопечному. Рана чистая, осложнений я не предвижу. Он потерял много крови, нужны покой и уход. А остальное сделает время. Есть куда отвезти юношу?