Когда коллежский советник добрался до двери и ворвался внутрь, боевики начали вылезать в окна. Но снаружи их встречали сумцы, а Лыков поддал со своей стороны. Он расстрелял всю обойму и свалил двоих. Начал перезаряжаться, и вдруг лежавший на полу «убитый» ожил. Дружинник приподнялся и вытянул руку с браунингом. Бах! Пуля распорола сыщику штанину. Он заторопился. Противник закусил губу, навел пистолет сыщику прямо в лоб. Тут обойма встала на место. У маузера модели К-96, который Лыков отобрал у Динда-Пето, была особенность: он не имел предохранителя. Стоит поменять обойму, и оружие готово к бою — оно взведено, и патрон уже в патроннике. Алексей Николаевич выстрелил не глядя, целиться было некогда. Пуля попала боевику в кадык и разворотила горло. Уф…
Мастерские были взяты в ходе короткого штурма. Часть отряда повернула фронт на север и обошла с тыла главную баррикаду в Подонском переулке. Остальные силы двинулись в слободу. На улицах сопротивления им почти не оказывали. Лишь с колокольни Рождественского храма стреляли два винчестера — их погасили залпами. Главные силы дружинников укрылись в заводских корпусах. Пришлось брать заводы один за другим. В цехе Электрического общества на Сергея бросился знакомый детина в кожаном фартуке, тот, что порывался вчера зарезать пленного ефрейтора. Он держал в руке шестивершковый кинжал, каким на бойне башколомы валят быка с одного удара. Коллежский секретарь замешкался и едва не пропустил такой удар. Но вовремя набежал шеф. Детина оказался крепким и упал только после третьего выстрела.
— Не зевай! — на ходу крикнул помощнику Лыков и ринулся дальше. Он хотел первым добраться до кабинета директора и захватить Кольку-куна. Но атамана там не оказалось. У окна лежал драгун: лицо почернело, живот взрезан от паха до диафрагмы. На желтых погонах — лычка. Убил-таки башколом ефрейтора, сволочь!
Вскоре все три завода были очищены от мятежников. Последние очаги сопротивления подавили к вечеру. Дольше всех дружинники держались в земском училище возле Лизина пруда. Несколько смельчаков отказались сдаваться и были перебиты.
Усталый, с больной головой, Лыков пошел к Постылому озеру. Туда сгоняли всех пленных. Вдруг Колька-кун тоже попался? Азвестопуло, впервые в жизни побывавший в такой мясорубке, канючил — ему хотелось быстрее покинуть это место.
— Погоди, скоро пойдем, — сказал ему начальник. — В номерах напьемся, как ломовые извозчики, но дело надо закончить.
Пленных набралось около сотни. Атамана среди них Лыков не обнаружил. Зато узнал вчерашнего студента сельскохозяйственного института. Тот был легко ранен в руку, сидел на корточках и затравленно озирался. На глазах у сыщика к нему подошел драгун и пнул сапогом в лицо:
— Вот тебе, назём! Учат их, дрянь, а они вона что…
Взводный офицер покосился на драгуна, но ничего не сказал. Солдат снова занес ногу, тут Лыков одернул его:
— Стой!
— Ты кто таков, чтобы мне указывать?! — заорал парень в ответ. Глаза у него были бешеные — еще не отошел от боя.
Сыщик взял его снизу за ремень, поднял на три вершка и перевернул вниз головой. Подержал так немного и поставил на землю. Сказал коротко:
— Остынь.
— А чаво они? — обиженно, плаксивым голосом ответил солдат.
— Русская армия с пленными не воюет. Если не веришь, спроси у своего офицера, он подтвердит.
Тут наконец подошел поручик и виновато пояснил:
— Это он с непривычки.
— Не дай Бог нам привыкнуть своих убивать, — ответил Лыков.
Всем вокруг сделалось неловко — на такие слова разве возразишь? Да и горячка улеглась. Солдаты отошли в сторонку и пленных больше не обижали. Сыщик поднял студента, отвел к пруду и помог умыться.
— Спасибо, — сказал тот. — А я ведь вас помню. Вы были шпион?
— Нет, я пытался убедить Куницына не доводить дело до кровопролития. Мы знакомы еще с Петербурга.
Лыков поймал себя на мысли, что оправдывается перед боевиком. Рассердился и строго спросил:
— Где он теперь? Когда вы видели его в последний раз?
Парень оглянулся на своих и ответил тихо:
— Начальник над всеми дружинами товарищ Иннокентий велел товарищу Николаю с кавказской дружиной уходить на Пресню. Там сосредотачиваются все силы.
— Когда они сбежали?
— Не сбежали, а ушли по приказу, — обиделся за товарищей пленник.
— Ну, ушли.
— Утром.
— Мы же окружили всю слободу, — удивился подошедший Азвестопуло. — Как они прошмыгнули?
— Через Подонский овраг, — объяснил студент. — Он выходит на той стороне железной дороги. Тянется до Новой Симоновской слободки и дальше до городских боен. Теперь уже не догоните.
Лыков вздохнул, взял Сергея под руку и повел его прочь. Когда они оказались на Александровской площади, спросил:
— Сильно устал?
— Да так, — ответил помощник. — Но напиться хочется.
Сыщики пристроились в пролетку к контуженному казаку, которого отправляли в госпиталь, и поехали в центр. Добрались до номеров и без сил рухнули на кровати. Но уснуть не получилось — у обоих перед глазами стояли кровавые сцены штурма. Тогда Азвестопуло вынул из чемодана бутылку греческого коньяка, а Лыков взял из буфета водку. И они напились.
Прибытие в Москву Семеновского полка изменило соотношение сил в пользу властей. А вскоре подошли новые подкрепления: лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, Шестнадцатый пехотный Ладожский, части гвардейской артиллерии и железнодорожный батальон. Началось планомерное освобождение города от баррикад. Только в Миусском трамвайном парке дружинники недолго посопротивлялись, из остальных мест ушли без боя. Одновременно на Московско-Казанской дороге действовал карательный отряд Римана. Он шел на восток, захватывая станцию за станцией. Боевые дружины железнодорожников не могли ему противостоять. Пленных и саботажников полковник расстреливал на месте, иногда даже лично. Одна за другой пали Сортировочная (пять казненных), Перово (девять жертв), Люберцы (четырнадцать), Голутвино (двадцать четыре)… Казнив без суда и следствия общим счетом пятьдесят пять человек, Риман заставил Московско-Казанскую дорогу работать.