Банда Кольки-куна - Страница 72

К оглавлению

72

К 16 декабря в руках дружинников осталась одна лишь Пресня. С утра роты полковника Мина пошли на штурм Горбатого моста, который обороняли шмитовцы. Те были хорошо вооружены и открыли плотный огонь. Командир семеновцев решил не рисковать людьми и приостановил наступление. Всю ночь военные подтягивали артиллерию. Утром 17-го пушки начали обстреливать мятежный район. Батареи били от Ваганьковского кладбища, с Кудринской площади и от Дорогомиловского моста. Фабрика Шмита была разрушена полностью, досталось и Трехгорной мануфактуре. Возле Зоологического сада выгорел целый квартал. У Горбатого моста было разрушено три дома, загорелись склады лакокрасочной фабрики Мамонтова и жилая застройка на Пресненской заставе. Всю Пресню заволокло дымом. Пехота выжидала, не ввязываясь в уличные бои. И дружинники не выдержали. Утром 18 декабря штаб обороны дал приказ своим отрядам спрятать оружие и уходить. Бомбардировка продолжилась, но боевое охранение семеновцев начало осторожно разведывать ближние улицы. Только на следующий день в Пресню тремя колоннами вошли одиннадцать рот пехоты из состава Семеновского и Ладожского полков под общим командованием Мина. Восстание закончилось.

Лыков и Азвестопуло приняли непосредственное участие в боях. Алексею Николаевичу очень хотелось встретить кого-нибудь из вшивобратии, особенно Сажина и Кольку-куна. Желание сыщика частично осуществилось: на баррикаде сахарного завода он увидел Василия Суржикова. Тот отстреливался из охотничьего ружья крупного калибра, пытаясь задержать ладожцев. Сыщик не успел сам разобраться с «японцем» — его прикончили солдаты. Спустя полдня у Трехгорной заставы Лыкову попался труп Гришки Булавинова.

Бомбардировка Пресни сломила дружинников, они почти перестали сопротивляться. Многие, бросив оружие, убежали в деревню Шелепиха и оттуда прочь из города. Другие переходили по льду на правый берег Москва-реки, чтобы укрыться в Дорогомилово. Их густые толпы представляли собой хорошую мишень, и солдаты принялись было расстреливать беглецов. Но тут со Студенецкого проезда дружинников прикрыл плотный огонь. Оказалось, что там в трех домах засели самые непримиримые — боевики из рабочих анархистских дружин. Они решили пожертвовать собой, но спасти товарищей. Завязался жестокий бой. Семеновцы и ладожцы увязли в нем, солдатам стало не до беглецов.

Никто из анархистов не сдался и не выкинул белый флаг. Они бились до последнего патрона, а потом оборонялись кинжалами. Лыкову с Азвестопуло достался двухэтажный особняк на углу Трехгорного переулка. Сергею оцарапало шею, еще его контузило в темечко, и пуля разнесла в щепки кобуру-приклад маузера. Лыков ухитрился не подставиться ни разу.

Уже смеркалось, когда у боевиков кончились боеприпасы. Солдаты осмелели и вплотную подошли к дому. На снегу лежал Сажин с пустым браунингом в руке. Судя по вывернутой стопе, у него была перебита голень; под ногой быстро расползалось по снегу пятно темной венозной крови. Несмотря на это, вид у есаула был страшный. Он хрипел с ненавистью:

— Валяй, кто тут самый смелый… Зубами загрызу!

Солдаты в нерешительности топтались вокруг. Тут подошел фельдфебель, вырвал у одного из них винтовку и коротким ударом вонзил штык прямо в сердце есаула.

Сыщики обыскали очаги сопротивления. В одном нашли труп Ивана Косолапова. Итак, четверо «японцев» убиты, в том числе второе лицо в банде. Но где сам Колька-кун? Снова сбежал? Не похоже на него. Сажин вон бился до последнего. Погиб в бою? Пресня большая, тело атамана может лежать где угодно…

Коллежский советник и его помощник пошли на двор Прохоровской мануфактуры. Там уже всюду висели трехцветные национальные флаги. Перед корпусом заводоуправления сидел на стуле Мин и вершил расправу. К нему подводили одного за другим людей, схваченных с оружием. У кого оружия не было, тех заставляли снимать рубахи. Если руки пахли порохом или на плече имелся синяк от приклада, их тоже объявляли боевиками. Полковник отдавал только один приказ: расстрелять. Осужденного ставили к стенке и тут же приводили приговор в исполнение.

Глянув на такое ускоренное судопроизводство, Лыков махнул рукой и увел помощника с Пресни. Когда они возвращались к себе в Хохловский переулок, то увидели перед Троицкой церковью несколько розвальней. Сначала сыщикам показалось, что в них свалены узлы с вещами. Подойдя поближе, питерцы разглядели трупы. Тел было много, они лежали друг на друге, одетые в шинели железнодорожников и тужурки телеграфистов.

— Отпевать привезли, — пояснили возницы. — Это полковник Риман постарался, и еще не всех доставили…

Два последующих дня сыщики рыскали по Пресне, пытаясь найти следы Кольки-куна. Они видели немало ужасов. Власть приходила в себя и теперь мстила за пережитый страх.

Когда стало ясно, что атамана нигде нет, питерцы вернулись в столицу.

Глава 13
Год спустя

Крах Московского вооруженного восстания не означал успокоения России. Но Дурново твердой рукой постепенно наводил порядок. Когда он подавил «почтово-телеграфный мятеж», все сразу поняли, что шутки кончились. Дело в том, что Петр Николаевич на предыдущей должности товарища министра отвечал именно за почтово-телеграфное ведомство. Его забастовку он расценил как личное оскорбление. А тут еще случай с Довяковским. Этот инспектор почт был послан управляющим в командировку в Сибирь. Когда он из Иркутска связался телеграфом с Дурново, то узнал, что царь убит, царица с наследником бежали, провозглашена республика, в которой Витте — президент… Дурново в свою очередь прочитал, что в Иркутске мятеж, армия взбунтовалась и прочее. Весь этот разговор был сочинен самарскими телеграфистами с целью внести хаос в управление. Угрозы репрессий с лишением казенных квартир оказалось достаточно, чтобы почтовики притихли.

72