Банда Кольки-куна - Страница 75

В 1906 году дел у полиции отнюдь не убавилось. Трусевич даже разослал в охранные отделения на местах секретный циркуляр: найти надежных лиц, у которых в случае крупных беспорядков можно было бы спрятать самые важные бумаги из переписки отделений. До того власть была не уверена в крепости своего положения… Амнистия, последовавшая сразу за манифестом, освободила из тюрем множество уголовных. Появились невозможные раньше союзы бандитов с революционерами. Грабежи теперь именовали экспроприациями, но жертв от этого стало только больше. Коллежский советник Лыков мотался по взбаламученной России, помогая местным сыщикам раскрывать наиболее сложные преступления. Хватало ему дел и в столице.

19 сентября на Выборгской стороне произошло ограбление кассира Военно-медицинской академии. Тот нес из казначейства сумку с жалованием для всей академии, охранял его один лишь сторож. Когда они переходили Боткинскую улицу, на них напали. Средь бела дня на глазах у множества людей три человека выскочили из подворотни, выстрелили кассиру в голову, а старика-сторожа ударили ножом в живот. Это увидел городовой и попытался вмешаться — прикончили и его. Одиннадцать тысяч рублей убийцы легко обменяли на три человеческих жизни.

По нынешним временам преступление было рядовое. Его бы расследовать сыскной полиции, но та вдруг вызвала на подмогу коллежского советника Лыкова. Когда он пришел к Филиппову, Владимир Гаврилович объяснил:

— Думаю, вам будет интересно. По агентурным сведениям, налет на Боткинской осуществили приезжие. Недавно только появились, а до того обретались на Урале, при известном налетчике Лбове.

— Ну… А когда мне станет интересно?

— Да прямо сейчас. Кличка главаря — Колька-кун.

Алексей Николаевич аж подпрыгнул на стуле:

— Это точно?

— Да.

Лыков молчал, обдумывая услышанное. Филиппов подлил масла в огонь:

— Навряд ли в Российской империи есть другой бандит с такой кличкой. И труп его в Москве, сколь помнится, не нашли?

— Да, Куницын пропал бесследно. И трое его сообщников тоже.

Надворный советник хитро прищурился:

— Насколько я вас знаю, Алексей Николаевич, вы стараетесь доводить дела до конца…

— Желаете привлечь меня к дознанию? — оживился Лыков. — С удовольствием. Черт, при чем тут удовольствие? Я хотел сказать — охотно. Нет, и не охотно… Непременно, вот. Кому вы поручили дело?

— Коллежскому секретарю Власкову.

Власков был одним из чиновников по поручениям ПСП.

— Вам понадобится разрешение начальства? — тактично поинтересовался главный столичный сыщик.

— Да, Владимир Гаврилович, — ответил Лыков. — Приказ поймать «японцев» давал прежний министр. И время теперь другое.

— Мне телефонировать Трусевичу?

— Не нужно, я сам ему объясню.

Коллежский советник отправился обратно на Фонтанку. Новость, сообщенная Филипповым, сильно его взволновала. Колька-кун жив! И теперь убивает людей в Петербурге. А если сыскные возьмут его тепленьким? Люди у Филиппова опытные, и не таких хватали. Атаман расскажет, как убегал в Финляндию при помощи Алексея Николаевича. То-то многие обрадуются… Хорошо, что Владимир Гаврилович поделился с ним агентурными сведениями. Теперь надо любой ценой принять участие в дознании. Отыскать атамана раньше других и пристрелить.

На службе Лыков первым делом рассказал новость Азвестопуло. Тот встревожился еще больше начальника:

— Ну и ну! Вдруг они его живым возьмут?

— Ступай на Офицерскую, скажи Власкову, что мы с тобой возьмемся за это дело. Пусть сообщит, что удалось узнать. А я переговорю с Трусевичем и тоже подойду. Каждая минута теперь дорога.

Директора на месте не было, и Лыков прождал его до вечера. Максимилиан Иванович появился лишь после восьми. Коллежского советника он принял первым из уважения к его многолетней службе в департаменте.

Сыщик рассказал историю с бандой Кольки-куна с самого начала. Как получил приказ от Дурново, как лично беседовал с атаманом и ловил его безуспешно, а потом встретил в Москве на баррикадах. И как тот бесследно исчез с поля боя. Трусевич выслушал без особого интереса и спросил:

— Чего вы хотите от меня?

— Разрешения помочь Филиппову.

— А зачем вам это? Дел, что ли, мало? Могу подбросить.

Лыков нахмурился:

— Вы меня не поняли, Максимилиан Иванович…

— Да понял, понял. Просто время для сведения личных счетов сейчас крайне неудачное. Налет на Боткинской — головная боль сыскной полиции. А у нас с вами других забот не счесть.

Неизвестно, чем бы закончилась эта беседа, но тут принесли сводку происшествий по городу. Трусевич стал ее бегло просматривать, давая тем самым понять Лыкову, что говорить больше не о чем. Но вдруг вскрикнул и отбросил бумагу.

— Что такое? — Алексей Николаевич схватил сводку. На первой странице было написано: «В лесу близ станции Лесная Заводь Николаевской железной дороги найден полуобгоревший труп мужчины в обмундировании Семеновского полка. Также обнаружена записка. В ней сказано, что казнен фельдфебель третьей роты указанного полка Быдреев за жестокости, проявленные при подавлении восстания в Москве. А именно — за убийство раненого дружинника по фамилии Сажин. Вскрытие показало, что несчастный фельдфебель был сожжен заживо».

— Заживо… — прошептал Лыков. — Заживо, Максимилиан Иванович! Это он, Колька-кун. Мстит за товарища.

Лицо Трусевича перекосилось, словно от зубной боли. Он помолчал немного, потом сказал глухим голосом:

— Прошу меня извинить, Алексей Николаевич. Вы оказались правы.