— Да ну? Торфу у нас…
Мишка в энергичных, но непечатных выражениях дал оценку запасам торфа в волости и во всем уезде.
Лыков взял пирог и настойку, сел к окну, осмотрелся. Грязно, пахнет горелым маслом. Но ему здесь важно другое. Где обитают куницынские? Если они в Петербурге, то когда и как возвращаются? Сыщик еще не решил, чего он хочет, арестовать Кольку или предупредить.
Вдруг коллежский советник затылком почувствовал опасность. Он покосился через плечо. Из задней двери вышли двое: Сажин и Булавинов. Лица суровые, глазами так и шарят вокруг. Что за черт? Почему они такие нервные?
Сажин подошел прямо к сыщику, вперил в него взгляд. Тот замер. Что с ним сделают, если узнают? Убить, наверное, и впрямь не убьют, но морду начистить могут. Чтобы не шпионил! А полковник Лыков уже отвык от подобных приключений.
Несколько секунд есаул разглядывал «геолога» и его снаряжение. Потом направился к стойке, спросил что-то у Брюхатова. Тот коротко пояснил. И Сажин, удовлетворившись услышанным, отошел. Поверил!
Алексей Николаевич не успел перевести дух, как «японцы» снова забеспокоились. В буфет ввалился какой-то малый в косоворотке. На носу его красовались очки — с простыми стеклами, как сразу отметил сыщик. Что еще за ряженый в фальшивых очках? Неужели сыскная полиция тоже выследила вшивобратию и прислала сюда агента? Плохо дело: парня сгоряча могут покалечить.
Между тем Сажин с Булавиновым не тратили время зря. Они зашли новому посетителю за спину, пока тот разглядывал стойку, и напали. Схватили под руки и силой затащили в каморку. Буфетчик отлучился на кухню и не видел этого. Лыков сидел как на иголках и не знал, что предпринять. Точно ли сейчас мордуют его коллегу? Должен ли он вмешаться и выдать себя? Но ситуация развивалась непонятно; хорошо бы сначала разобраться. И он сдержался. Из-за двери слышались удары, крики, возня — похоже, субъекта в косоворотке крепко лупили.
Тут наконец-то вернулся буфетчик. Он сразу бросил полотенце и ринулся на шум.
— Это не он! Пустите его!
Мишка взял чудака с фальшивыми стеклами за пояс и вытащил обратно в зал. Следом появились Сажин, Булавинов и — сам Колька-кун. Атаман сердито спрашивал буфетчика:
— Почему не он? Он! Вишь, очки на носу обманные. Шпион, как и обещали!
— Да это наш волостной писарь Ляхов, он тут каждый день бывает.
— Но очки, очки!
Писарь испуганно вжал голову в плечи и промямлил тонким тенором:
— Я их ношу для интеллигентности.
— Для чего?
— Ну, чтобы выглядеть образованнее…
— Тьфу! Нашел, кем прикинуться.
Атаман понял, что с парнем вышла ошибка. Он обнял его за плечи и повел к стойке:
— Извини, обознались. Мы шпиона ждем. А тут ты с такими стекляшками. Вот и подумали. Михаил! Налей ему на наш счет, пусть утешится.
Но писарь, как только его отпустили, опрометью кинулся прочь из буфета. Доминошники последовали его примеру.
— Теперь к уряднику побежит, — вздохнул буфетчик. — Пора вам, ребята, того. Пожили и хватит.
Затем обратился к Лыкову:
— Вы, вашество, тоже уходите. Обеда не будет, видали, чё вышло. С вас полтина, со скидкой за причиненное неудобство.
Алексей Николаевич отсчитал без сдачи, взвалил на плечо бур и вышел из заведения. Недопитую бутылку прихватил с собой. Что делать? Придет урядник. Можно показать ему документ и приказать арестовать вшивобратию. Но тех трое, а то и больше. Остальные, весьма вероятно, прячутся где-то поблизости — что сделает с ними служивый в одиночку? Сам же Лыков предпочел бы не участвовать в задержании «японцев». Более того, он едва не вернулся с улицы. Так захотелось предупредить Кольку-куна: не ходи в пивную на Шлиссельбургском, твой знакомый Галкин — предатель! Но удержала только что виденная сцена расправы с волостным писарем. Ведь они ждали агента полиции. Знали, что тот должен заявиться, и подготовились. Вот навешали бы им с Азвестопуло, если бы он взял помощника с собой, как тот просил.
Лыков уехал из Мурино раздосадованный. Теперь «японцев» будет трудно найти. Ниточка, что отыскал Ясырев, оборвана. Линия с Митькой Фаем тоже стухла: после нападения на Лесной участок документов у ребят сейчас хватит на всю седьмую роту. Причем настоящих, с полицейскими отметками. Остается только Герасимов с его агентом, но этого-то сыщик как раз не хотел.
Он заявился к Ясыреву как был, в гриме. Прислуга нехотя допустила неизвестного человека до хозяина. Когда тот увидел гостя, ахнул:
— Это вы из Мурино в таком виде? Ловко!
— Да плохо там все обернулось, — огорошил полковника коллежский советник.
Когда он рассказал, что произошло на постоялом дворе, Ясырев был поражен.
— Они вас там ждали? Выходит, Мишка Брюхатов предал меня? Но этого не может быть! Для чего ему?
— Тем не менее, Евграф Ильич, предал. Чуть я своими боками «японцев» не отдул.
— Зачем, зачем ему это? — продолжал взывать сам к себе Ясырев. — Мишка просто жадный скот. Я дал ему за сведения приличные деньги. Чего еще надо?
— А буфетчик происхождением из крестьян?
Полковник возмутился:
— Какое там! Он уж забыл, как навоз пахнет.
— И все-таки, Евграф Ильич, Мишка из мужиков?
— Ну да. Но тому сто лет в обед.
— Вот вам и ответ на ваш вопрос.
Ясырев аж сел. Долго морщил лоб, потом произнес:
— Если они Брюхатова сумели распропагандировать… Тогда, Алексей Николаевич, это очень опасные люди.
— Я вам с самого начала говорил.
— М-да… Что же теперь делать? Я могу лишь вернуть вам пятьдесят рублей. С извинениями.