— Полно, полно. Вашей вины тут нет. Доверились старому знакомцу…
— Он никогда меня раньше не подводил! Я и помыслить не мог…
— Шут с ними, с пятьюдесятью рублями. Они все равно казенные и даны мне на агентурную работу. В следующий раз будете чуть более рьяным.
— Да всей душой! Наизнанку вывернусь! А Мишку я накажу. Вот стервец. Обязательно накажу, иначе пострадает мой авторитет, и каждая дрянь начнет меня обманывать.
Ясырев стал вслух придумывать планы мести, и Алексей Николаевич ушел. Пять червонцев за неделю беспокойства было, конечно, многовато. Особенно если учесть, что получилось на итог. Но не хотелось обижать заслуженного человека, который не раз еще пригодится. И сыщик решил вычеркнуть эту сумму из расходной ведомости и списать себе на убытки. Тех денег, что он получал по должности, ему одному теперь хватало с лихвой — не обеднеет.
Не снимая бура с плеча, Лыков ввалился в кабинет к Филиппову, чем произвел фурор. Владимир Гаврилович даже созвал оказавшихся в наличии агентов, чтобы они поучились искусству грима. Особенно надворного советника поразили шурфы с образцами торфа, что высовывались из сумки.
— Вы что, действительно бурили?
— Конечно. Надо было измазаться для убедительности. Да и попотеть всерьез.
— Вот, господа, учитесь, как следует относиться к делу! — вскричал Филиппов, обращаясь к подчиненным. — И это в чине коллежского советника!
— Дело не в чине, Владимир Гаврилович, — мягко возразил Лыков. — Очень хотелось оттуда целым вернуться. Помните, коллеги, что от качества грима может зависеть ваше здоровье. А то и жизнь.
Когда все ушли, департаментский сыщик рассказал сыщику градоначальства, как и для чего он съездил в Мурино. Филиппов констатировал:
— Теперь их по окраинам искать бесполезно.
— Именно так. А что Фай, сказал что-нибудь дельное?
— Сказал, да что толку? После Лесного, сами понимаете, его сведениям грош цена. У вшивобратии своих бумаг завались.
— Что намерены делать дальше?
— А что я могу, Алексей Николаевич? Мужики как мужики, бесприметные. Таких в столице сотни тысяч. Единственная настоящая примета, что у одного из них левая рука не сгибается в локте. Ищем. Все вокзалы, рынки, пассажи наблюдают мои филеры. Как где-то клюнет, сразу сообщу.
— А казармы? Вряд ли ребята забросили агитацию.
— Нам в казармы ходу нет, сами знаете.
— Но вы можете наблюдать с улицы, Владимир Гаврилович. На это разрешения военного начальства не требуется.
Филиппов набычился:
— У меня, извините, и без того дел невпроворот, а людей не хватает.
Лыков пошел с Офицерской к себе на Фонтанку, и, пока добирался, у него созрела идея. Однажды, много лет назад, сыщика внедрили в банду уголовников. Он был там под своим именем, но с частично измененной биографией. И казначей банды, сразу почему-то невзлюбивший Лыкова, поймал его на нестыковках с крестовыми деньгами. Так называлась пенсия, которую казна выплачивала георгиевским кавалерам. Бывший кавказский солдат, Алексей Николаевич эти жалкие суммы не получал, а переписал на мать. На этом и погорел, едва не поплатившись за промашку жизнью.
Теперь он решил использовать тот случай для поисков «японцев». Ведь Иван Сажин награжден Знаком отличия Военного ордена четвертой степени за поход в Китай в 1900 году. И должен получать за это двенадцать рублей в год, третями, в одном из казначейств. Получает ли, и ежели да, то в каком?
Придя на службу, Лыков вызвал помощника.
— Ну как? — спросил тот в нетерпении.
— Да никак.
Коллежский советник рассказал Азвестопуло о своем приключении в Мурино.
— Понял теперь, Сергей Манолович? Слушай старших, и дольше проживешь.
— А я бы им наган в зубы!
— У них после Лесного таких десяток.
— И где же искать «японцев»? — расстроился коллежский секретарь. — Руки опускаются. Все камни перевернули, а толку нет.
Шеф подмигнул:
— Вот так, Макарка: снегу не будет, всю зиму пропасем!
Грек скис. Лыкову стало жалко помощника:
— Есть одна идея. Собирайся, пойдешь в Георгиевскую думу.
И он изложил Азвестопуло свой замысел. Тот выслушал и согласился, что шансы есть. Эмоциональный грек повеселел на глазах и помчался выполнять поручение.
Лыков убрал свою амуницию в сыскной гардероб. Восемь добытых шурфов торфа отнес домой и вручил Нине Никитичне, чтобы растопила ими печь. Не пропадать же добру. Съел приготовленные ею котлеты и завалился на диван. Рано встал, много прошел пешком, да еще топлива набурил… Надо было отдохнуть.
Служа чиновником особых поручений Департамента полиции, Алексей Николаевич забыл уже, когда ходил в последний раз к директору на доклад. Начиная с управления Лопухина, он выполнял личные поручения министра, передаваемые ему напрямую. Когда Плеве взорвали, руководителем стал Дурново. Отвечая по росписи обязанностей за почту и телеграф, Петр Николаевич при князе Мирском неофициально управлял полицией. Но Мирского сменил Булыгин, и Дурново оказался не у дел. Будучи на голову выше что вчерашнего, что нынешнего министра, он затаил обиду. И перестал заведовать полицейскими вопросами. А в департаменте продолжилась чехарда со сменой директоров. Как это глупо! Страна широким шагом шла к вооруженному бунту, а институты, отвечающие за порядок, находились в упадке. Хорошо хоть Трепов начал что-то делать, пусть нерешительно и непоследовательно. Дмитрий Федорович вызвал из небытия Рачковского, оба они смотрели в рот Витте, а последний держал в уме Дурново как будущего министра внутренних дел в своем кабинете. У Лыкова опять появились сановные руководители. И пока они были заняты высокой политикой, коллежский советник вполне мог подремать…