Банда Кольки-куна - Страница 46

К оглавлению

— Что, дедушка, богадельню ищешь? Она на другой стороне, зря ты сюда ковылял.

Лыков ответил ему своим голосом:

— Здорово, Николай Егорович. Отойдем-ка на два слова.

Куницын разинул рот:

— Ты кто?

Сыщик взял его за рукав и отвел в сторону:

— С Галкиным еще не встречался?

— А… Да…

— Я Лыков.

— Черт, глазам не верю! В таком виде… Как ты нас нашел?

— Обещал, помнишь?

— Помню… Но в таком виде! Я уж хотел гривенник тебе подать.

— Я вас еще в Мурино наблюдал, как вы волостного писарька тиранили.

— В Мурино? — подскочил Сажин. — Второго дня?

— Да. Помнишь землемера с длинным буром? Это я был.

— Невозможно! — заявил есаул. — Я тебя в упор рассмотрел.

— Точно. И не узнал.

Кизяков встал сбоку и тихонько подергал Лыкова за наклеенную бороду:

— Вот чертовщина! Никогда бы не догадался.

Сыщик дал всем выговориться, а потом повторил вопрос:

— Николай, ты с Галкиным еще не встречался?

— С Пашкой? Нет, на завтра договорились.

— В пивной на Шлиссельбургском проспекте?

— Да, — с удивлением подтвердил атаман. — Ты-то откуда знаешь?

— Не ходи туда. Галкина завербовало охранное отделение, он предатель.

Колька отшатнулся, словно его ударили по лицу. Посмотрел растерянно на товарищей:

— Он же из мужиков…

Лыков укорил его:

— А ты думал, что все мужики святые?

— Не все, но… Пашка Галкин. Ах, сволочь!

Сделал шаг к сыщику и спросил тихо:

— Алексей Николаич, что же нам теперь делать?

— Здесь оставаться нельзя. Не сегодня завтра вас арестуют, или полиция, или жандармы. Если я вас нашел, то и они найдут.

— Куда бежать-то? Все места пересмотрели, и всюду ты нас отыскиваешь.

— Поехали ко мне на квартиру. Там вас искать не будут.

— К тебе? — удивился Куницын.

— Ненадолго, на один день. А оттуда я вывезу вас в Финляндию.

— В Финляндию? — хором спросила вшивобратия.

— Да. Там русские законы не действуют, вас никто не тронет. Поехали прямо сейчас, дома у меня поговорим о том, как вам дальше быть.

Тут за спиной Лыкова стукнула дверь. Он обернулся: на крыльце стояла женщина лет тридцати в кожаном фартуке.

— Ваня, кто это? — спросила она у Сажина.

Сыщик прошептал ему:

— Она не должна меня видеть.

И тот сразу кинулся к жене:

— Прасковьюшка, инвалид по ошибке зашел, богадельню ищет.

— Так она на той стороне.

— Я его сейчас направлю. Ты иди пока, самовар поставь.

— Горячий стоит.

— Так неси чашки в сад, хочется на воздухе попить. Иди.

Женщина потопталась немного, чувствуя неладное, и ушла в избу.

— Вы все здесь? — продолжил разговор сыщик.

— Только мы трое, — пояснил Зот.

— Остальные где?

— В полках, агитируют. К вечеру придут.

— Так. Слушайте внимательно. Я живу на Стремянной в пятом доме. Это между Владимирским проспектом и Николаевской улицей.

— Знаю, — кивнул Сажин.

— Как стемнеет, идите на угол Колокольной улицы и Дмитровского переулка, это позади Владимирской церкви. Добирайтесь по одному — по двое, гурьбой не ходите. Полиция ищет восьмерых.

— Ясно, — сказал атаман.

— За храмом я вас встречу и проведу двором, чтобы швейцар не заметил. Только бомбу свою, Николай, ко мне в дом не носи. Взорвешь еще, не дай бог.

— А нету бомбы, — ухмыльнулся Куницын. — Мы ее израсходовали.

— Куда? — испуганно спросил сыщик.

— Да не боись ты. Рыбу глушили в речке Оккервиль. Знатная уха вышла!

— Вот хорошо. Тогда до вечера!

Стараясь не привлекать к себе внимания, Лыков поковылял обратно к поезду. Вдруг «японцев» уже нашли и где-то поблизости прячутся филеры Герасимова или Филиппова? Тогда они проследят ветерана с целью выяснить его личность. Вот будет здорово, если топтуны доведут его до Фонтанки, 16. Объясняй потом, что ты делал в обществе государственных преступников.

Еще сыщик запоздало ругал себя за слабость. Ничего он, как оказалось, пока не решил. А теперь взял да и поставил на карту всю свою многолетнюю безупречную службу. Чтобы спасти вшивобратию! Восемь мужиков, у которых каша в голове. Кто-то да попадется, кто-нибудь да проболтается. Невозможно долго скрывать такое, правда рано или поздно вылезет наружу. Куда он, умный опытный человек, вляпался? Да еще по своей воле.

Ну а как их бросить, стал оппонировать сам себе коллежский советник. Ведь после девятого января гадливое чувство внутри так и сидело. Да, мужики. С сумбуром, невеликого ума ребята. Но спасшись из плена, они не разбежались по домам, а пытаются что-то в державе переменить. Рискуя свободой и даже жизнью. Эсеров, анархистов, социал-демократов Лыков не уважал. Раскачивают лодку, в которой сами же и плывут. Утопят всех. Либералы? Эти еще хуже, только болтать мастаки. Нелепые идеи Кольки-куна вдруг показались коллежскому советнику ближе всего к правде. Так, конечно, не будет никогда. Не позволят сильные мира сего учредить мужицкую республику. Такая держава нежизнеспособна. Но, как всякая утопия, модель Кольки привлекала, в ней была справедливость. И сыщик решил: не дам правдолюбцам сломать себе шею. Спрячу, увезу, а там как пойдет. Сейчас все силы властей были брошены на поиск этих людей. Вот-вот их найдут. А если ребят эвакуировать в Финляндию, накал быстро спадет. Пропали, и ладно… Жандармы скучать не будут, их умы тут же займут другие возмутители спокойствия. Вон их сколько в очереди стоит. И вшивобратия как-то, Божьим промыслом, но выживет. Когда-нибудь их наверное поймают, если не успокоятся и не уплывут в Америку. Но без Лыкова — его совесть будет чиста. Наивный самообман, конечно, но иначе совсем погано на душе. И он окончательно постановил рискнуть.