Банда Кольки-куна - Страница 47

Соблюдая меры предосторожности, Алексей Николаевич по приезде на Царскосельский вокзал направился в уборную, а через минуту оттуда бодро выбежал моложавый артельщик с узлом в руке. На всякий случай он сунулся на Калашниковскую хлебную биржу, что в Харьковской улице. Там проследить человека в одиночку невозможно. Поплутав, бойкий малый отправился на Литейный. Шел-шел и вдруг шмыгнул в незаметную подворотню. Дворами в обход Шереметьевского дома выбрался к задам квартала, который занимал Департамент полиции. Подошел к узкой калитке, отпер ее своим ключом — и оказался на службе.

Азвестопуло, увидав начальника, съязвил:

— А куда крестик дели? В ломбард заложили?

— Щас как дам в грызло!

— Фу! Тоже мне, а еще потомственный дворянин.

— Это я, Сергей Манолович, еще из образа не вышел.

Коллежский секретарь увидел, что у Лыкова возбужденно горят глаза.

— Неужели?!

— Да. Там они.

— Попались! Что мы делаем? Кого на этот раз берем, сыскных или жандармов?

Алексей Николаевич сел, порылся в карманах и выложил на стол несколько смятых купюр.

— Ты поезжай сейчас на станцию Шуваловка Финляндской железной дороги и купи билеты до Рихимяки. Восемь туда и один — туда-обратно. Отъезд завтра вечером. На вокзале не покупай, опасно.

Азвестопуло сразу все понял. Он вперил в шефа острый взгляд и спросил:

— Вы понимаете, что делаете?

— Да.

— До конца понимаете?

— До конца, Сережа, до конца. А вот ты лучше сделай вид, что не сообразил. Если вдруг случится недоброе, скажешь, что выполнил мое распоряжение бездумно. Ни о чем таком не подозревая.

Парень вспыхнул от обиды:

— Что я, по-вашему, не человек? Вместе ответим. Мне эти мужики тоже симпатичны.

— Симпатичны до такой степени, что готов ради них вылететь со службы? — вскинулся Лыков. — Ты себя со мной не равняй, у тебя детей при лесном имении нет. У тебя, остолопа, вообще никаких детей еще нет, а ты на рожон лезешь.

— Вернусь в Одессу и поступлю в сыскное отделение агентом по вольному найму.

— Опороченный на прежней службе не будет принят даже вольнонаемным.

Грек задумался.

— Вот-вот, сначала лоб поморщи. А туда же: вместе ответим.

— Я все уже решил и лоб морщу только насчет деталей, — ехидно ответил Азвестопуло.

— Думать над этим будешь вне службы. А пока ступай выполнять поручение. Билеты все купишь в зеленые вагоны.

— Вы тоже в третьем поедете? Среди кур и пьяных чухонцев?

— Придется. Иначе мужики будут без надзора, а мало ли что? Билеты положишь в мой стол. Сдачу не забудь, правдолюбец хренов…

Пройдясь по кабинетам и убедившись, что он никому в родном департаменте не нужен, Лыков пошел домой. Там взял в оборот Нину Никитичну:

— Сегодня у нас будут ночевать восемь человек. Они люди простые, но не буйные. Водку не пьют, а вот курят много. Гостей надо накормить, напоить чаем и обеспечить спальным местом.

— Батюшки, — ахнула кухарка. — Где же я их всех положу?

— К вам никого не пущу, — усмехнулся сыщик. — Далеко ли до греха?

— Да я не об том, — отмахнулась Нина Никитична. — Мой бабий век уже прошел, прости Господи меня грешную. Но восемь!

— Раскидаем по трем комнатам.

— А постели где взять? Разве что у конторщика дома занять на одну ночь.

— Нет. Об этих людях никто не должен знать. Они тайно придут, а спустя сутки так же тайно уйдут. Я уеду вместе с ними, через день вернусь.

Кухарка даже не стала переспрашивать. Надо так надо. Тетка она была — кремень. Служа при сыщике много лет, Нина Никитична научилась держать язык за зубами и ничему не удивляться. Однажды в квартире Лыкова неделю прятался беглый кавказский князь, которого ложно обвинили в убийстве. В другой раз тайно проживал военно-морской агент Северо-Американских Соединенных Штатов. Иногда приходили загадочные люди от барона Таубе и тоже подолгу скрывались. Но то было в огромной квартире на Моховой. А тут целое отделение на три комнатки…

С домашнего аппарата сыщик позвонил в Москву титулярному советнику Войлошникову.

— Александр Иванович, запомни: послезавтра я весь день бегал по Москве. Ты меня видел, но чем я там занимался, не знаешь.

— Когда ты уехал от нас?

— Ближе к вечеру.

— Понял.

Приятно иметь дело с людьми, которым ничего не нужно объяснять…

Когда стало темнеть, сыщик отправился в дворницкую. На Моховой и швейцары, и дворники знали о роде занятий жильца и все его распоряжения выполняли беспрекословно. Здесь на Стремянной Лыкову впервые требовалось провести в дом людей так, чтобы никто не увидел.

— Как тебя зовут? — спросил он дворника.

— Варлам, ваше высокоблагородие.

— А по батюшке?

— Варлам Федотович.

— Ты знаешь, где я служу?

— Так точно. Полковник в Департаменте полиции.

— Сам из солдат?

— Так точно, отставной фейерверкер лейб-гвардии Первой артиллерийской бригады.

— Тебя случайно не Пятибоков сюда пристроил? Игнат Прович?

Дворник расплылся в улыбке:

— Так точно! Знаете его, ваше высокоблагородие?

— Служба такая, обязан знать.

Сыщик оглянулся на дверь, понизил голос:

— Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами ко мне через заднюю калитку придет человек. Секретный!

— Мне его впустить?

— Повторяю: секретный. Какой же это будет секрет, если ты его увидишь?

— Ага…

— Я сам его впущу. А когда надо будет, выведу. Перед этим, Варлам Федотович, загляну к тебе и прикажу не высовываться.

— Понял.

— Как пройдет человек, дам команду отбой. Опять можешь ходить, где нужно. А до команды чтобы сидел тут как привязанный. Если увижу, что вышел или в окошко подсматриваешь, вылетишь отсюда. И никакой больше работы в Петербурге не найдешь. Уяснил?