Банда Кольки-куна - Страница 49

Фотографию Вареньки с черной траурной лентой Кизяков в руки брать не решился и спрашивать о ней не стал — и так все ясно.

Матрос отошел, а к столу подсел Колька-кун. Он глянул вслед парню и улыбнулся:

— Хороший мальчишка.

— Да ты его старше всего на несколько лет!

— Эх, — вздохнул атаман. — Разве только по метрике. Видал ты, Алексей Николаич, такую картину? Идешь летом по улице, деревья зеленые, и листки на них зеленые. До осени еще далеко. И вдруг замечаешь один желтый листочек. Все вокруг в полной силе, а этот уже состарился, прежде других. Замечал? Вот и я как тот листочек. По годам еще молодой, а в душе старик стариком.

— Женись, заведи детей.

— Некогда, революцию надо делать.

Колька-кун оглянулся на своих.

— Возьмем власть — поставлю Кизякова морским министром.

Коллежский советник аж поперхнулся:

— Ты что? Какой из него министр?

— Ну, он единственный из нас, кто служил на флоте.

— По-твоему, этого достаточно? Николай Егорыч, не пугай меня ради Христа. Не настолько же ты глуп.

— Мало нас, выбирать не из кого. А хочешь, назначу тебя министром внутренних дел? Чай, справишься.

Сыщик смотрел на собеседника и недоумевал: шутит тот или говорит всерьез? Хотелось думать, что шутит. Куницын понял его и усмехнулся:

— Да ладно тебе… Как победим, желающие стать министром в очередь выстроятся.

— Собери всех, разговор есть, — велел атаману хозяин.

Когда гости опять расселись за столом, Лыков сказал:

— Завтра в ночь выйдем так же секретно из дому и поедем на станцию Шуваловка.

— На чем поедем? — сразу же уточнил Сажин.

— На трех пролетках. Извозчики проверенные, они болтать не станут. Но и вы по пути помалкивайте. Дальше. Садимся в поезд и катим в Финляндию. Там вы останетесь, а я возвращаюсь домой.

Сыщик обвел всех строгим взглядом. «Японцы» молчали, ждали продолжения.

— В поезде ведите себя тихо. Обслуга в нем вся финляндская, они привыкли к вежливому обращению. Привлекать к себе внимание нам нельзя.

— Это понятно.

— Еще кое-что. На границе будет таможенный досмотр. Станут смотреть вещи, недозволенное отберут.

— А что нельзя везти? — спросил сухорукий Чистяков.

— Водку и спирт.

— Эх-ма! Нам Николай Егорыч и без того запретил.

— За табак и за чай, если они при вас будут, придется заплатить пошлину.

— Деньги есть, заплатим, — махнул рукой атаман.

— Револьверы оставьте здесь, я их потом в канал выброшу, — продолжил инструктаж сыщик. — С ними границу не пройдешь.

— Оружие не отдадим, — веско сказал Колька-кун.

— Но ведь найдут на таможне! Полицию вызовут.

— Они что, по карманам станут шарить?

— Нет, — честно ответил Лыков. — Только в вещах посмотрят.

— Ну а мы револьверы на себе спрячем.

Тут Алексей Николаевич понял, что ни в какую Америку борцы за народное счастье не поедут. На душе сразу стало тоскливо. Но деваться было некуда, и он продолжил:

— Ехать надо по одному да по двое, чтобы не бросались в глаза. Но это недолго. От Петербурга до границы всего тридцать две версты, а мы еще сядем не на вокзале, а в Озерках.

— Для чего в Озерках, для конспирации? — осведомился Иван Косолапов.

— Да. На всех вокзалах вас ищут.

— А на самой границе не поджидают нас филеры?

— Из Петербурга в Финляндию выпускают без паспортного контроля. В Белоострове есть русская таможня, но она для тех, кто въезжает. Агенты полиции стоят только там. Вот в вагонах всякое может быть, в том числе наружники-фланеры. Но поездная обслуга нашу полицию в грош не ставит, в случае чего они вам помогут. И потом, тридцать верст… Час езды. Не успеют.

— А в Финляндии чего опасаться? — поднял руку Суржиков.

— Ничего. Там свобода.

— Как свобода? Есть же там царская власть.

— Номинально есть, но на самом деле считай, что нет. Полиция своя. Нашу ненавидит и палки ставит в колеса. Если охранное отделение пошлет туда людей, чтобы вас арестовать, то им этого никто не позволит. Самих за шкирку выкинут, а вас оставят.

— Вот это да! — зашумели «японцы». — Хорошая страна Финляндия, и уезжать из нее не надо!

— Поэтому я вас туда и везу, революционеры вшивые, — подытожил сыщик. — Еще к вам просьба. Я, спасая вас, рискую шкурой. Сами понимаете: полковник Департамента полиции этим заниматься не должен. Мне начальство велело вас поймать, а не укрывать.

— Знамо дело…

— Там не забывайте об этом. Если кто-то из вас попадется и проболтается…

— Мы добро помним, — ответил за всех Колька-кун. И добавил, посмотрев на товарищей: — Кто сдаст Лыкова — своими руками задушу.

На этом разговор завершился, и гости вместе с хозяином разошлись спать. Алексей Николаевич примостился на тахте в кабинете. Сажин с Колькой на правах начальников легли валетом на кровати, остальные — кто на полу, кто на диване, а кто на сдвинутых креслах. Мужики были неприхотливы и условия для ночлега сочли вполне комфортными.

Утром встали, и хозяин с трудом заставил гостей умыться. Только Суржиков плескал на себя водой с удовольствием. Ванну и унитаз мужики видели впервые. Последний их поразил, к нему выстроилась очередь из любопытных. Кухарка умоляла гостей не лезть на фаянсовый клозет с ногами, но те не слушали.

— Вона как господа нужду справляют, — сделал открытие Гришка Булавинов. — А у нас в деревне зимой говно к жопе примерзает.

Проблем с кормежкой благодаря ловкости Нины Никитичны по-прежнему не было. Она настряпала голубцов, сварила огромную кастрюлю картошки, смастерила гигантскую глазунью с зеленью и помидорами. Хуже было с курением. Гости дымили без перерыва. Такое табачное облако, выпусти его в окно, привлекло бы всеобщее внимание. Пришлось установить график.