Банда Кольки-куна - Страница 54

Утром 17 октября царю доложили об отказе Витте. Он впал в ярость, никогда ранее ближнее окружение Николая не видело его таким. Но сила была на стороне графа, и даже затворник Царского Села в конце концов понял это. Но опять, как и прежде, он попытался уйти от ответственности. Царь вызвал к себе Николая Николаевича, рослого, громогласного, у которого под рукой были верные гвардейские полки, и пожаловался ему на Витте.

Однако умный Сергей Юльевич предвидел такой шаг. И заранее подослал к великому князю некоего Ушакова, рабочего из Экспедиции заготовления государственных бумаг. Старый зубатовский агент, тертый, с подвешенным языком, Ушаков наговорил великому князю такого, что бедный вояка чуть не лишился рассудка. Вот голос простого рабочего! И этот голос за реформы.

В итоге Николай Николаевич пришел к государю уже на взводе. Ходили слухи, что он даже вынул из кобуры револьвер и обещал племяннику застрелиться у него на глазах, если тот немедля не подпишет проект Витте и не назначит его главой кабинета.

И царь сломался. Он вызвал из приемной томившегося там Фредерикса, и они втроем принялись ждать графа. А тот все не ехал и не ехал… Наконец в половине пятого Витте появился. И государь подписал манифест.

Утром 18 октября, когда Лыков шел по Литейному на службу, текст обращения уже висел на всех тумбах. Хорошо одетые господа обнимались друг с другом и иногда — с голодранцами. И поздравляли с великим днем. Коллежский советник купил газету и начал внимательно изучать, что там царь-батюшка ему, Лыкову, даровал. Так… Незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов… Привлечь к выборам в Государственную думу те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательного права… Ага, это про мертворожденное детище Булыгина. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы… Так-так. Вот еще: чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей…

А неплохо для начала, подумал сыщик. Он был скептик, во-первых, и государственный служащий, во-вторых. И понимал, что в такой стране, как Россия, реформы должны быть постепенными. Дарованы свободы, люди начнут привыкать к ним. Выберут парламент, и население со временем приучится решать свои проблемы не на улице с камнем в руках, а в цивилизованном состязании партий. Сразу много толпе давать нельзя, особенно сейчас, когда общество наэлектризовано до предела.

Обещания манифеста сформулированы довольно расплывчато, но это тоже можно понять, думал сыщик. Уже сейчас ясны три вещи. Дума будет лишь одобрять или не одобрять законы, которые ей представит правительство. Далее, участие в надзоре за действиями властей — как это делать технически? Вот поймали участкового пристава на мздоимстве. Или даже губернатора. И что потом? Механизм надзора пока отсутствует. И наконец, слова «поставленных от Нас властей» прямо указывают, что назначать на должности по-прежнему будет лично самодержец. Без участия общественности.

Все равно Алексей Николаевич остался доволен. Он даже поспорил с Сергеем, который по молодости лет жаждал большего. Надо с чего-то начать, и для задела этого достаточно. В третьем часу сыщик вышел на улицу посмотреть, что там творится. В воздухе витало ощущение радостное и одновременно тревожное.

На Загородном проспекте у Пяти углов полиция разогнала манифестацию либерально настроенной толпы. От Гостиного двора к Невскому, наоборот, двинулась патриотическая демонстрация, с портретами государя и пением «Боже царя храни». Напротив Казанского собора правые столкнулись с левыми. С обеих сторон раздались револьверные выстрелы. Левых оказалось больше, и вооружены они были лучше. Потеряв несколько человек ранеными и убитыми, гостинодворцы разбежались.

Лыков стоял на другой стороне Невского и наблюдал за побоищем. Этого-то он и опасался! Русские опять стреляют в русских. Когда правых прогнали, площадь перед собором заняли рабочие. Они говорили речи до темноты. После чего двинулись с красными флагами к Дворцовому мосту, где и разошлись. Первый день свободной России закончился относительно малой кровью.

После выхода манифеста забастовки прекратились. Во всех высших учебных заведениях студенты постановили не возобновлять занятий «ради продолжения революционной борьбы». Иногородние уехали бороться к себе на родину, и в Петербурге стало спокойнее.

19 октября вышел указ «О мерах к укреплению единства в деятельности министерств и главных управлений». Совет министров из органа, собираемого царем по мере надобности, превратился в постоянно действующий, с особым председателем. К его компетенции были отнесены все вопросы государственного управления, кроме дел по императорскому Двору, обороне и внешней политике.

20 октября Высочайшим рескриптом граф Витте был назначен председателем Совета министров. Сергей Юльевич сразу же взялся за формирование кабинета. Он хотел видеть в нем влиятельных представителей общественности. Провел переговоры с Шиповым, Милюковым, Гучковым, Трубецким, Муромцевым. Все спрашивали только одно: а кто будет министром внутренних дел? И тянули с ответом.

Ключевая в эпоху смуты должность доставила Витте больше всего хлопот. Сначала он видел на ней князя Урусова, бывшего бессарабского губернатора, популярного среди либералов. Но быстро понял, что у того нет полицейской опытности, а куда же без нее в такой обстановке? Другие кандидатуры были еще хуже. Трепов призывал графа самому сесть в это кресло, оставаясь премьером. Еще два года назад Витте самонадеянно лез в МВД, из-за чего окончательно рассорился с Плеве. Теперь, когда кругом бунтовали, он не решился лично возглавить репрессивный аппарат. Ему нужен был помощник-громоотвод, да еще с опытом. А такой человек был только один — Петр Николаевич Дурново.