Банда Кольки-куна - Страница 55

Витте опасался Дурново и попробовал опорочить его в глазах государя. Так похлопотал за него, что царь отказал Дурново в министерской должности. Тот разгадал нечистую игру лукавого премьера и был взбешен. Состоялся секретный и очень нервный разговор, в ходе которого Петр Николаевич показал Сергею Юльевичу некие письма. Те самые, что были в портфеле у Плеве, когда тот ехал к царю на Высочайший доклад, но так и не доехал…

В результате Дурново получил назначение, но не министром внутренних дел, а только управляющим министерством. На ходатайстве Витте царь написал: «Хорошо, только ненадолго». Пусть-де потушит пожар, а там свободен…

Узнав о назначении, все представители общественности дружно отказались входить в кабинет Витте. Это выглядело как принципиальность. На самом деле либералы воспринимали графа как калифа на час. И рассчитывали прийти к власти через Государственную думу. Витте был крайне разочарован. Он впервые понял, что мира с «прогрессивной общественностью» не получится и помощи от нее не дождешься. А ее вожди будут похлеще самодержавных бюрократов.

Правительство еще не собралось в полном составе, как подверглось первому испытанию. 26 октября в Кронштадте началось вооруженное восстание…

Лыков сидел в кресле у себя на Стремянной и листал газеты. Война закончилась, а люди продолжали от нее страдать. Подъесаул Первого Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска персидский принц Самед-Мирза до сих пор лечится от контузии. Кой черт дернул персиянца пойти в казаки? А вот печальная новость из Киева. Там скончался после тяжелого ранения штабс-капитан Третьего Восточно-Сибирского саперного батальона Карпов. Два месяца врачи пытались спасти ему жизнь, но безуспешно. Офицер умер на руках у любящей жены. Когда он испустил последний вздох, молодая женщина в отчаянии вышла в соседнюю комнату, взяла мужнин револьвер и застрелилась…

Вдруг в коридоре тренькнул телефон. Сыщик подошел, снял трубку. Сквозь помехи послышался голос Кольки-куна:

— Алексей Николаич, здорово. Узнал?

— Узнал. Ты, надеюсь, из Америки телефонируешь?

— Нет, из Кронштадта.

У Лыкова тут же стало тягостно на душе.

— Чего молчишь? — встревожился на том конце атаман.

— Перевариваю твой ответ, Николай Егорыч. Скажи сразу, чего ты от меня хочешь?

— Тут Зота ранило…

Сыщику стало еще хуже. Деревянным голосом он спросил:

— Тяжело?

— Тяжело. Если его не вывезти сейчас, то он того… Кончится.

Лыков задумался.

— Эй! — опять захрипело в трубке. — Что скажешь? Мне больше попросить некого…

— А как я туда попаду? — разозлился коллежский советник. — Никого не пускают в Кронштадт! А завтра его вообще объявят на военном положении.

— Даже с твоей книжкой не пустят?

— Нет. Я из полиции, а там заправляют военные.

Колька долго молчал, потом сказал:

— Значит, мальчишке умирать…

— Стой! — Лыков испугался, что атаман сейчас повесит трубку. — Я попробую. Вы где?

— На Розовой улице, угловой дом.

— Я попробую.

И сыщик повесил трубку.

Он уже знал по службе, что произошло на острове Котлин. Там тупоумное военное начальство своими руками соорудило вулкан. Все лето в Кронштадт присылали из Петербурга и Либавы беспокойных матросов. Но этого дуракам в погонах показалось мало. И они разместили в казармах еще и старослужащих солдат крепостной артиллерии из Варшавского и Одесского военных округов. Тех задерживали с демобилизацией, хотя война уже кончилась, и пушкари стали бунтовать. Однако огромная взрывоопасная масса не насторожила власти. Когда 21 октября была объявлена частичная амнистия, сто сорок политически неблагонадежных матросов с петербургских морских гауптвахт были переведены все в тот же Кронштадт. В результате на небольшом пространстве скопилось несколько тысяч недовольных. Нужна была только искра, чтобы разжечь пожар.

С 24 октября в городе начались нескончаемые митинги. Матросы выдвинули требования к начальству. Среди них были такие: сократить срок службы, платить жалование не меньше шести рублей в месяц и перестать кормить людей из бачков на десять человек, а наливать каждому в свою посуду… Одно из требований звучало буквально так: «Беспрепятственная доставка вина, так как матросы не дети, опекаемые родителями».

Митинги шли двое суток без перерыва. А потом последовала давно ожидаемая искра. Солдаты Второго крепостного пехотного батальона предъявили офицерам требования улучшить условия работ. Комендант города приказал арестовать пятьдесят два зачинщика и отправить в форт «Павел». Когда их уже усадили в поезд, чтобы отвезти в форт, на станцию в большом количестве явились матросы. И потребовали освободить пехотинцев. Начальство вызвало роту солдат, командир приказал открыть огонь по бунтовщикам. Солдаты отказались и взяли оружие «к ноге». Тогда стрелять начали ротные офицеры. Один матрос был убит, и несколько ранено. Под шумок поезд с арестованными отошел, а моряки вернулись в казармы весьма обозленными. Думали они недолго.

В восемь часов вечера команды учебно-минного и учебно-артиллерийского отрядов выломали запертые ворота и двинулись с оружием в руках на Павловскую улицу. На ней в ряд стояли казармы флотских экипажей. Восставшие пошли по ним, призывая товарищей присоединиться к бунту. Многие поддались, но в Первом экипаже офицерам удалось удержать людей в повиновении. К морякам присоединилась часть крепостной артиллерии. Недовольные заняли весь центр города, разгромили морское собрание и офицерские флигели.