Банда Кольки-куна - Страница 61

Адмирал делал все, что мог, но надежных войск не хватало. Те, что имелись, встали лагерем на Театральной площади и в здании Манежа. Они сумели защитить ту часть города, которая находилась внутри Бульварного кольца. Телеграф, почтамт, телефонная станция и водопровод также охранялись войсками. Артиллерия Гренадерского корпуса, в отличие от пехоты, сохранила верность присяге. Именно с ее помощью удалось подавить очаги восстания в Замоскворечье, причем типография Сытина сильно пострадала. Сгорели четыре дома на Кудринской площади, один — на Миусской. На большее у армии не было сил.

Рабочие заводов, охваченных восстанием, сами страдали от него. Далеко не все взяли в руки оружие. Еще с конца ноября, когда стало ясно, что бунта не миновать, рабочие начали уезжать из Москвы. Те, у кого оставались родные в деревне, устремились туда, часто без всякого расчета и даже без вещей. Оставшихся боевики против их воли заставляли строить баррикады. К недовольным применяли насилие.

В условиях нехватки сил Дубасов запросил у столицы подкрепление. Из всех частей гвардии только полковник Мин, командир Семеновского полка, ручался за своих солдат. Их и бросили в пекло.

Семеновский полк сто лет назад был первым в гвардейской пехоте. Император Александр Павлович очень его любил и выделял, поскольку являлся шефом семеновцев еще до вступления на престол. Но в 1820 году полковым командиром стал аракчеевец Шварц. И за несколько месяцев своими неимоверными требованиями довел солдат до неповиновения. В результате полк был раскассирован. В него набрали новых людей, но прежней славы семеновцы лишились. Причем надолго: все последующие государи недолюбливали их и побаивались. Столько времени прошло, а негласная опала так и лежала на полку. И вот Мин решил, что представился удобный случай вернуть семеновцам прежнее расположение монархии. Надо только проявить твердость, если понадобится — даже жестокость. Для этого у него был подходящий человек — командир третьего батальона полковник Риман. Он уже отличился 9 января, в Кровавое воскресенье, когда расстрелял толпу без всякого предупреждения. Да еще подождал, пока людей соберется побольше. Теперь наступил звездный час Римана.

Московские власти смогли удержать в своих руках лишь один вокзал в городе — Петербургский. Дружинники несколько дней штурмовали его, но безуспешно. Поезда до Москвы ходили из столицы под управлением военных железнодорожников. 14 декабря Семеновский полк в полном составе, со штатной артиллерией и большим запасом огнеприпасов погрузился в эшелоны и выехал в Первопрестольную. Вместе с войском катил и вице-директор Департамента полиции Рачковский.

Лыкова вызвал к себе Дурново. С 30 октября он был управляющим Министерством внутренних дел в кабинете Витте. Полноправным министром государь его так и не назначил. В этом заключалась интрига премьера: с одной стороны, ему нужен был опытный полицейский деятель. И чтобы подавить бунты, и чтобы отвлечь на себя все пули и бомбы террористов… С другой — Витте заигрывал с либералами, и Дурново с его репутацией мешал этим маневрам. Так что именно Сергей Юльевич упросил государя оставить Петра Николаевича в унизительной должности управляющего.

Тем не менее Дурново добился своего. Лыков впервые увидел его накоротке с тех пор, как тот сел в главное кресло. Низкорослый, излучающий энергию, с умным волевым лицом и твердым взглядом, тайный советник задал всем перцу. Растерявшееся было при прежних руководителях министерство быстро начало возрождаться.

— Поздравляю, Петр Николаевич! Заждались мы твердой руки.

— Спасибо, Алексей Николаевич. Так уж и заждались?

— Сколько можно миндальничать? — возмущенно сказал коллежский советник. — А Булыгин? Он же первый саботажник был!

Дурново свел брови:

— Да уж. Что такое Булыгин? Толстый человек, который сидел в кресле и улыбался. Дом горит, а он в картишки дуется… Но теперь я с этим покончу.

Лыков посерьезнел. Что приготовил ему шеф? Вопрос управляющего министерством удивил его:

— Как там с бандой так называемого Кольки-куна?

— Уж забыл о таком, — честно признался сыщик. — Давно не слышно и не видно. Куда-то уехали, не иначе.

— Они в Москве, дерутся на баррикадах.

Алексей Николаевич напрягся, ожидая от Дурново разъяснений.

— Известно доподлинно, — кивнул тот. — Куницын и Сажин командуют отрядами, они в большом почете у бунтовщиков. Так вот, Алексей Николаевич. Приказ вам найти и уничтожить банду никто не отменял. Понимаете меня?

— Я должен выехать в Москву?

— И немедленно.

— Слушаюсь.

Лыков хотел уже идти, но Дурново остановил его и неожиданно дружески положил руку на плечо:

— Погодите минуту. Сядем.

Они уселись в кресла у окна, и тайный советник сказал, глядя сыщику прямо в глаза:

— Я понимаю: страшно. Однако мне больше некого туда послать. Вы известны опытом и храбростью. И потом, старый должок!

— Петр Николаевич, когда это я трусил? Да, все мы люди, все хотим жить. Но… — коллежский советник запнулся и махнул рукой: — А! Скажите лучше, что я должен сделать? Арестовать их?

Управляющий пожал плечами:

— А зачем? Москва и губерния три дня назад объявлены на военном положении. Допустим, что вы их возьмете. Согласно статье двести семьдесят девятой Воинского устава, бандитам полагается военно-полевой суд. Их так и так казнят. Бейте сразу наповал, не доводите до суда. С моей стороны наказания за это не будет, только благодарность. И потом, если арестуете, тогда выпадет присутствовать при их казни. Вам это надо? Уж лучше так, при задержании.