— Что, идем туда? — поддел помощника шеф.
— Да, но только вместе с армией. Вдвоем нам всю толпу не одолеть, хотя бы один из нас и поднимал двадцать пудов, — парировал коллежский секретарь.
— Значит, нужны две вещи, — подхватил Лыков и покосился на Азвестопуло — согласен ли тот?
Грек кивнул:
— Первая — узнать планы военных, чтобы присоединиться к ним в нужный момент. Это легко.
— А вторая?
— Вторая, Алексей Николаевич, — узнать обстановку в слободе и вокруг. А это уже трудно.
— Молодец, правильно рассуждаешь, — одобрил Лыков. — Как попасть в слободу? Вываливай идеи, какие есть.
— Если пойдете вы, то можете встретить там Кольку-куна. Нынче Сажин нас не прикончил, а, наоборот, выручил. Выручит ли атаман?
Алексей Николаевич задумался. Тут Сергей спросил:
— И кстати, объясните дураку. Что значат ваши слова: помоги нам, и будем квиты? Я ведь для них тогда билеты покупал в Финляндию?
Лыков кивнул:
— Для них.
Азвестопуло констатировал:
— Чиновник из Департамента полиции спас от той же полиции шайку бандитов. Хорошее дело!
— Тогда они были не бандиты, а порядочные мужики.
— Но где вы их отыскали? Где прятали?
— Отыскал в Александровской слободе, ты об этом догадываешься. А прятал на своей квартире.
— Ну… У меня слов нет!
— Вот и промолчи. Услышал — и забудь.
— Я-то забуду, — разволновался грек, — но вот забудут ли они? А если кто из вшивобратии попадет в плен? И на допросе расскажет, как скрывался на Стремянной? Что тогда будет с вами?
— Предлагаешь их убить? Чтобы заткнуть рот навсегда? Дурново то же самое советовал.
— Нет, но…
Сыщики помолчали, потом Азвестопуло пробормотал:
— Ну мы и влипли.
— Не мы, а я.
— Мы, Алексей Николаевич. Я ведь обязан доложить о том, что сейчас услышал, начальству. А поскольку делать этого не собираюсь, то становлюсь недоносителем.
— Извини, но я решил, что ты должен знать правду.
— Правильно сделали, что сказали. Давайте вместе думать теперь, как выпутаться.
— Самое для меня страшное, Сережа, уже случилось. Нынче утром. Когда я спросил Сажина, убил ли он кого-то, есаул промолчал. Значит, на нем теперь кровь. И это мой крест пожизненный. Кого он там застрелил? Солдатика или нашего товарища, городового? И я, понимаешь, я вывез Сажина в Финляндию! Всех восьмерых вывез. А они теперь в Москве и воюют. Но ведь тогда были другие люди, приличные, не хуже нас с тобой! Как это произошло? Как они наизнанку вывернулись? И мог ли я заранее догадаться об том? Не понимаю.
Сергей молча достал из саквояжа бутылку коньяку, налил шефу полстакана, а себе вдвое меньше. Сыщики выпили. Через минуту Лыков сказал уже спокойным голосом:
— Что сделано, то сделано. Глупо об этом жалеть. Извини за истерику.
— Но…
— Я думаю, что тогда, в той ситуации был прав. Наше государство иногда чудовищно, скажем об этом прямо. Власть безмозглая, умеет только карать. А эти люди, хлебнувшие лиха в плену, едва не умершие от голода в собственной деревне, зарытые живьем в могилу… Как я мог отдать их на съедение Герасимову? Разве он стал бы разбираться в обстоятельствах мужиков, искать им оправдание? Нет, конечно. А я стал. И понял, что мы, баре, во многом перед ними виноваты.
— Это вы-то барин?! — вскинулся Сергей, но Алексей Николаевич тут же его оборвал:
— Конечно. Ни ты, ни я землю не пахали и хлеб не сеяли. И живьем нас в могилу не зарывали, из-за того что всякие негодяи хотели поиметь за счет казны лесные концессии. Короче говоря, я их оправдал. И отпустил. Теперь готов нести полную ответственность…
— Лучше не нести, — испуганно перебил грек.
— Лучше, — согласился Лыков. — Но, если вдруг придется, помни: я ни о чем не сожалею. Тогда, в той ситуации — я был прав.
— Хорошо, продолжим. Я начал с того, что если вы явитесь в Симоновскую слободу и там попадете на Кольку, это будет плохая встреча. Даже если разойдетесь миром, если он не забыл про должок и отпустит вас, что дальше? Атаман будет знать, что вы приехали в Москву по его голову.
— Этого я и хочу! — горячо воскликнул сыщик.
— Как это? — не понял Азвестопуло.
— Конечно. Мы поговорим и разойдемся. Я объявлю ему войну. Пусть знает.
— А потом?
— Потом суп с котом!
— А серьезно? — продолжил настаивать грек.
— Видно будет. Откуда я знаю, как сложится? Может, я его убью, может, он меня.
— Но их восемь человек.
— Сергей! Идет восстание. То, что было до приезда гвардии, лишь прелюдия. Сейчас начнется страшное дело: уличные бои, в которых русская армия будет воевать против русского же народа. Кто из них живым оттуда выйдет, откуда мне знать?
— Но, если случится, вы готовы застрелить любого из вшивобратии?
— В бою — да. Так же, как и они меня. А теперь и тебя тоже.
— Понял. Но как быть с риском, что «японцы» попадутся и на допросе выдадут своего укрывателя?
— Никак. Буду надеяться на их порядочность.
— Бр-р!!! — Азвестопуло сердито замотал головой. — Придумали вы себе приключений на лысеющую голову, Алексей Николаевич. Двадцать пять лет беспорочной службы псу под хвост. Поймать, потом отпустить, войти в положение, пожалеть… А теперь сидеть и бояться, что тебя за твою доброту и продадут. Страсти-мордасти. Так только в книжках для институток бывает!
— Увы, как видишь, и в жизни тоже. Ну, пошли?
— В сыскной гардероб, принарядиться?
— Нет. Так двинем, по-простому.
— Так? — испугался Сергей. — Раскусят же.
— Имеется одна идея, — успокоил помощника коллежский советник.