Банда Кольки-куна - Страница 68

К оглавлению

68

Глава 11
Кровь на улицах Москвы

Два сыщика, не скрываясь, подошли к Подонскому переулку. Присмотрелись: жизнь текла своим чередом. В Симоновскую слободу валил народ, и оттуда выпускали без помех. Караул около баррикады вел себя либерально. Можно попробовать…

Лыков выбрал двух дружинников и обратился к ним:

— Здравствуйте, товарищи.

Один, в грязной робе, на вид рабочий, посмотрел настороженно и не ответил. Второй, длинноволосый студент в тужурке с арматурой сельскохозяйственного института, был приветливее:

— Здравствуйте.

— Нам бы увидеть Николая Егоровича.

Дружинники ответили хором. Студент спросил:

— А зачем он вам?

Рабочий отрезал:

— Не знаем мы никакого Николая Егорыча!

Лыков обратился к студенту, понизив голос:

— Есть возможность купить десять браунингов.

Караул тут же расступился. Волосатый приказал:

— Следуйте за мной.

Они пошли по бесконечно длинному Симоновскому валу. Справа выглядывали из земли приземистые редуты пороховых погребов. Лыков кивнул на них и спросил у сопровождающего:

— Не страшно?

— Чего?

— Делать революцию рядом с такой пороховой бочкой?

Студент сделал важное лицо и ответил:

— У нас с караулом договор о нейтралитете.

— И Крутицких казарм не опасаетесь?

В казармах стоял батальон Двенадцатого гренадерского Астраханского полка.

Студент покровительственно усмехнулся:

— Да они сами нас боятся! Забились, как мыши в норы, и дрожат.

Потом вдруг добавил:

— Там есть сознательные солдаты, они нам помогают. Но это секрет!

— Могила, товарищ! — в тон ему ответил Лыков.

Они обогнули монастырь, вышли на Сергиевскую площадь, главную в слободе, и по Старосимоновскому проезду добрались до корпусов Центрального электрического общества. Выяснилось, что штаб дружины Кольки-куна помещался именно здесь. Сам командир занимал кабинет директора. Из большого полукруглого окна открывался хороший вид на Москва-реку и правобережные улицы.

— Товарищ Николай, к вам насчет браунингов, — доложил студент, пропуская сыщиков внутрь.

Колька увидел Лыкова и удивился:

— Ты откуда взялся?

Тот покосился на студента, парень неумело козырнул и вышел за дверь.

— Поговорить пришел.

— О чем? Только быстро, у меня мало времени.

Атаман очень переменился, и не в лучшую сторону. Помятое лицо, красные от недосыпа глаза и властный голос человека, привыкшего решать чужие судьбы.

— Ты Сажина давно не видал?

— Позавчера разговаривали, — ответил «японец», оглядывая Азвестопуло. — А это кто с тобой?

— Мой помощник.

— Который печки смотрел? Ну-ну. Так что насчет Сажина?

— Я встречался с Иваном вчера. Когда выносил с Пресни тело своего товарища, убитого дружинниками.

— Что за товарищ? — спросил Колька без особого интереса.

— Войлошников, начальник сыскной полиции.

— А! Сатрап, значит? И что дальше?

— Его казнили на глазах у жены и маленьких детей. Вломились в квартиру, вывели на улицу и прямо под окнами расстреляли.

— Так война идет, Лыков. Ты и не заметил?

— На войне тоже есть правила.

— То на обычной. А у нас гражданская, русский пошел на русского. Тут уж кто кого.

Атаман говорил о страшных вещах равнодушно, как о чем-то очевидном и не очень существенном.

Тут в комнату без стука ворвался еще один студент, на этот раз из университета. Он крикнул:

— Товарищ Николай! Со стороны Кожухово лезут четыре драгуна!

— Это разведка, — спокойно пояснил атаман. — Хотят выведать нашу карточку огня.

— И что нам делать?

— Сколько там наших?

— Двадцать.

— Подпустите их поближе и перебейте. Только пусть стреляет не больше трех человек.

Студент возразил:

— Трое всех не перебьют.

— Ну, уползет один-другой. Это ловушка. Пусть думают, что нас там мало.

— Есть!

Студент убежал, и тут же вошел крепыш с туповатым лицом, в кожаном фартуке.

— Товарищ командующий, что с ефрейтором делать, а?

— Он сказал, что спрашивали?

Парень ухмыльнулся во весь рот:

— А то! Как я ему хлебало раскурочил, все выложил…

— И какие новости?

Крепыш — видимо, забойщик с городских боен — принялся чесать затылок:

— Э-э… Семеновцы готовятся нас штурмовать. При них полубатарея.

— А казаки?

— Казаки, бает, на Пресне завязли, не до нас им.

Колька кивнул и опять повернулся к Лыкову. Парень бесцеремонно взял вождя за рукав:

— Так что делать-то с ефрейтором? Кокнуть?

— Нет, он нам еще пригодится.

— Да как? — судя по всему, башколому очень хотелось зарезать пленного.

— Обменяем на наших. Запри его пока где-нибудь.

Парень вышел, крайне недовольный. Куницын обратился к Лыкову:

— На чем закончили?

— Что гражданская война.

— Точно! Ты чего ко мне пришел, Алексей Николаич? На революцию пожаловаться?

— Скажи, ты много уже русских перебил?

— А! — «японец» отмахнулся, как от назойливой мухи. — Какая разница? Не считал, сколько. Некогда считать, Лыков. Надо царизм свергать.

Сыщик смотрел на атамана во все глаза и поражался. Это был совсем другой человек, ничего общего не имевший с тем, кого он осенью спасал от полиции. Тот, кажется, понял, о чем думал Лыков:

— Что, жалеешь уже, что нас тогда отпустил?

— Жалею.

— Ну так ступай, откуда пришел.

— Значит, война между нами, Николай Егорыч?

— Война, Алексей Николаич. Попадешься — пристрелю.

68